"Надеюсь, что их ни в коем случае не посадят"
.jpg)
В связи с задержанием членов арт-группы «Война» «Парк культуры» попытался выяснить у художников и галеристов, где проходит грань между искусством и хулиганством.
В пресс-службе Российской академии художеств корреспонденту «Парка культуры» сообщили, что ни об акции, ни о задержании ее организаторов академикам ничего не известно. «Не видя того, что там было представлено, академики, по-видимому, никогда не возьмут на себя миссию это как-то комментировать, что-то говорить и проводить грань между искусством и хулиганством. Это не задача академиков: у них другие цели. Они могут комментировать то, что видели, к чему причастны». За комментариями «Парк культуры» обратился к художникам и галеристам.
Анатолий Осмоловский, художник
Да, я смотрел видео с этой акции на YouTube. Не знаю, честно говоря, что тут можно сказать. Художники не освобождены от уголовной ответственности за занятия своим искусством. Вообще я довольно скептически отношусь к их акциям. Мне понравилось только, когда они член на мосту нарисовали. Это веселая акция, но это не серьезное искусство. Стрит-арт, есть такое понятие, я сам таким занимался в начале 90-х годов. Значение этого искусства в художественной сфере выявляется с очень большой задержкой. Акция может быть артистичная, веселая, хулиганская, но должно пройти время, чтобы акция стала фундаментом для каких-то размышлений и серьезных инициатив. Например, для сравнения, моя акция на Красной площади (12 апреля 1991 года арт-группа «Э.Т.И.», в которую на тот момент входил Осмоловский, выложила своими телами слово «х...й» – ПК). В каком-то смысле она тоже хулиганская: она нарушает самый незначительный в Уголовном кодексе пункт – нельзя ругаться матом в общественных местах. С другой стороны, эта акция стала основанием для серьезной тенденции в искусстве, и участники группы «Война» в каком-то смысле являются внуками этой тенденции, хотя прошло уже почти 20 лет. С другой стороны, акция, в рамках которой участники группы «Грачи прилетели» бегали голые по Арбату, не послужила основанием для тенденции. Сейчас об акциях «Войны» можно только сказать, что они веселые и артистичные.
Я не юрист, чтобы определять, что они нарушили в Уголовном кодексе, хотя факт нарушения очевиден.
С точки зрения искусства эти акции можно будет оценивать только спустя время. Но лично я в переворачивании милицейских машин искусства сейчас не вижу.
Василий Церетели, директор Московского музея современного искусства
У группы «Война» есть разные проекты. Есть проекты, которые, с моей точки зрения, больше акции. И, чтобы ни делал художник, он должен сам понимать, на какой грани он находится. Все мы ответственны перед законом, поэтому при выборе того или иного метода – например, переворачивая машины – нужно осознавать, что это причинение ущерба имуществу. Вот только надо доказать, что к этой акции относятся именно те люди, которых поймали.
Любая вещь, которую делает художник, – это искусство. Другой вопрос, насколько эта вещь пересекается или не пересекается с законом, находится в культурном пространстве или выходит за его рамки. Если это затрагивает повседневную жизнь, портит какие-то вещи, то художник должен за это отвечать. Но другие акции «Войны», где они рисуют или, к примеру, делают проекции на здание, – это творчество, это искусство.
Но даже за эту инсталляцию их не стоит сажать, ограничившись штрафом или возмещением ущерба. Они не хотели никого специально повредить. Это акция, акция протеста, аналогично тем демонстрациям, в ходе которых переворачивают машины. Вот в данном случае они нанесли ущерб государственному имуществу, машинам, которые были куплены на наши налоги, – они должны возместить этот ущерб. Но при этом они художники, у них есть акции, связанные с искусством, а есть протестные акции, которые я не считаю искусством. Это эпатаж.
Юрий Шабельников, художник
Искусство – это всегда некая символическая деятельность, искусство всегда условно. Если вспомнить истоки акционизма 60-х годов, то его представители всегда шли на грань, но не переходили ее. Когда она пересечена, то включаются другие обстоятельства – юридические, уголовные, бытовые. Допустим, я дал пощечину человеку, назвав это художественным жестом, но я же нарушил чьи-то права.
Закон искусства работает до определенного предела. И они его перешли – в этом их проблема.
Мне очень понравилось, когда «Война» устраивала пир в метро (речь об организованных группой поминках Д. А. Пригова – ПК), когда они на Дом правительства Бэтмена проецировали, мне тоже понравилось. А вот с мостом, на мой взгляд, уже слишком в лоб, как будто это делали не взрослые художники, а подростки какие-то. Политическое действие – оно лапидарно, там только один смысл. Тем не менее я им симпатизирую, но я никак не могу им помочь: формально переворачивание милицейских машин попадает под статью о хулиганстве. Это вообще проблема: как сделать острое высказывание, не нарушая закон. «Дворцовый переворот» вряд ли можно квалифицировать как художественное высказывание: оно явно политическое. Могу привести пример. Маурицио Кателан сделал в свое время такой жест. Он в галерее поставил куклы двоих полицейских вверх ногами. Чувствуете разницу? Художник не пошел на улицы Нью-Йорка, не стал переворачивать полицейские машины, он скорее абсурдировал. Вот это искусство, понимаете? Оно многозначно. А жест группы «Война» политический, однозначный. Что же касается наказания, то я очень надеюсь, что эта проблема будет решена формально – выписка штрафа, возмещение ущерба. Надеюсь, что их ни в коем случае не посадят.
Иосиф Бакштейн, директор Института проблем современного искусства
Я не являюсь большим поклонником группы «Война», хотя иногда они делают действительно интересные акции. Художник, так же как и мы все, находится в сфере действия Уголовного кодекса, поэтому и возникают такие коллизии, как вчерашний арест. Такое происходит не только в России – то же самое случается и в Польше, и в Америке. Другое дело, что художник, по сути своей деятельности, всегда самым неожиданным образом проводит грань между обычными человеческими действиями и вещами или действиями, которые становятся предметами искусства.
В этом функция современного искусства, и поэтому художник всегда находится в зоне риска: статус художника никак не освобождает от уголовной ответственности.
Одним из элементов карьеры художника является стремление завоевать или приобрести этот статус, получить признание художественной общественности. «Война» позиционирует себя как художественная группа, но в какой мере она завоевала этот статус, я не знаю. Их последовательность однозначно вызывает уважение, хотя и настораживает, потому что они своими действиями делают наше сообщество более уязвимым, но это такая профессия – тут ничего не поделать. С другой стороны, многие мои уважаемые коллеги, например Андрей Ерофеев, считают, что это интересное художественное движение. Акция «Дворцовый переворот» позиционировалась как художественное высказывание, однако она очень четко попадает под статью Уголовного кодекса, хотя я, конечно, не юрист. За себя могу также сказать, что я бы не назвал «Дворцовый переворот» однозначно художественной акцией: их прошлые акции были ближе к моему пониманию художественности.
Другое дело, насколько справедливы обвинения, но это уже надо рассматривать с точки зрения законодательства и справедливости действий правоприменяющих органов в каждой отдельной стране. Будем надеяться, что разбирательство будет справедливым, соответствующим нашему Уголовному кодексу и нашей российской Конституции.
Марат Гельман, галерист
Художники, как и любые другие люди, являются гражданами, и для них также существуют законы. Другое дело, что художник часто действует в двух пространствах – пространстве жеста, искусства и пространстве поступка. Делает это, как мне кажется, сознательно. По крайней мере «Война» понимает, что действует сразу в двух пространствах. Например, когда была акция с фаллосом над Питером – это было мелкое хулиганство и одновременно сильный художественный жест.
И даже если они находятся в двух пространствах, я не считаю, что должны быть особые законы для художника. Художник идет на это сознательно. Когда, например, Александр Бренер нарисовал знак доллара на картине, он хотел обратить внимание на то, что вся художественная среда стала коммерческой: художник Малевич умер в бедности и больной, а сегодня его работы продаются, перепродаются, и на них зарабатывают деньги. Он понимал, что его посадят в тюрьму (Бренер получил по решению суда 5 месяцев тюрьмы, а картина Малевича «Супрематизм» была отреставрирована – «Парк Культуры»).
Они нарисовали фаллос на мосту – это художественный жест, но одновременно и проступок, поскольку есть существование сразу в двух пространствах.
А в акции с переворачиванием машин больше проступка. И всегда существует вот этот баланс. Я для себя определяю удачную акцию так: эффект в пространстве жеста сильнее, чем в пространстве поступка. В случае с переворачиванием машин поступок-проступок оказался более значимым, чем художественный жест. Можно считать, что это неудачная акция.
Вряд ли задержание было для них неожиданностью: они же не скрывались, насколько я знаю. И если художник готов платить эту цену за своё художественное высказывание, которое одновременно является и поступком, то это нормально. Еще раз повторюсь: всё, что касается любого гражданина, касается и художника. Есть особые случаи, когда что-то делается в художественном пространстве – внутри галереи, внутри музея, когда четко очерчены границы. Тогда всё, что сделано внутри этого художественного пространства, становится жестом. Это обычная технология: Марсель Дюшан переносит писсуар в художественное пространство – и он становится жестом.
А если речь идет о публичном искусстве, то здесь особых исключений быть не может. Я не вижу в случившемся какой-то особой трагедии: они к этому шли, это часть их стратегии.
